Пение молоканское.
Вон встали там... Сразу поднялось много народа... Запели.. Подмывающий женский сильный голос несется в песне, идет один, сильней других. И вдруг как-то ухнул стишок, точно подбросило всех; зарыдали, закружились звуки, и она, тихо покачиваясь, как бы раздавая благодать, зажмурив глаза,, склонив в истоме голову, плавно идет, колышется, вздрагивает мелкой зыбью и постепенно вздымает руки к небу, все выше и выше, и, кажется, растут они, эти беспомощные, трепетные руки, вырастают из нее и подымаются, и осеняют, и благословляют.,. А песня взмывается из самой глубины человеческих сердец, кружится, догоняют друг друга голоса, обнимаются, сплетаются стишки и несутся беспрерывно, неуемно, как волны плещущего моря... А она плывет, кругом, кругом, томная, обессиленная, просящая, и озаренное лицо ее тихо, спокойно, ласково, примиряюще и обворожительно хорошо... Затихает стишок... Падают звуки... Все реже и тише, тише и реже, и, наконец, замерли...
(Бонч-Бруевич В.Д. "Из мира сектантов" 1922 г.)
